Прошло достаточно времени, когда погасли сапфиры в венце рани, да и сама зала поблекла от поменявшего в небосводе местоположения звездного светила солнца, и в помещение вошла Сандхия, застыв, как оно почасту происходило со служками в наклонном положение подле проема двери.
– Что? – вельми недовольно вопросила Кали-Даруга и медленно отворила все свои три глаза.
– Пришла царица белоглазых альвов, – не мешкая пояснила Сандхия, туго тряхнув головой и ворохом схваченных в хвост мелко плетеных косичек.
– Что ж коли пришла, пусть входит, – полные губы Кали-Даруги живописали зримое негодование так, что в лице враз проступила жесткость ее натуры. – Пусть входит, ежели желает поговорить, не выгонять же ее, хотя наверно и следовало бы.
Сандхия, безусловно почувствовав пролетевшее над ней недовольство хозяйки, пригнула голову еще ниже и в таком наклонном положение выскочила из комнаты, точно даже и не разворачиваясь, а немного погодя туда вошла Вещунья Мудрая. Было сложно не заметить, что царица взволнована, потому как ноне не только ее белая кожа поблекла и крупная капель пота усеивала купно лоб и щеки, но и легохонько трепетали бело-розовые губы, так вроде она явилась на суд к своей хоть и обожаемой, но вельми строгой матери, каковой чем-то дюже сильно насолила.
– Зачем ты меня хотела видеть? – сердито пропыхтела Кали-Даруга, меж тем беспокойно оглядев с ног до головы царицу, очевидно, от нее не ускользнуло взволнованное состояние последней.
– Хотела узнать, как здоровье госпожи, – очень тихо молвила альвинка, – мне доложили, что у нее шла юшка.
В комнату торопко вошла Сандхия, вызванная мысленным распоряжением рани и напряженно воззрилась на нее, замерев подле Вещуньи Мудрой.
– Срочно принеси табурет для царицы белоглазых альвов и… – весьма скоро произнесла Кали-Даруга и легохонько качнула головой, будто отгоняя прицепившуюся к ней мошку. – И вытяжку на основе ароматника… Мне порой, кажется, она никаких слов не понимает, – последнее рани сказала непосредственно лишь своей служке. На что Сандхия немедля отреагировав, согласно кивнула, а после развернувшись, покинула комнату. – Да, шла, – теперь Кали-Даруга заговорила с Вещуньей Мудрой, кою нежданно стала от ранее слышанной молви покачивать. – И мне не стоит тебе Вещунья пояснять, как это плохо для божества. – Царица порывчато кивнула. Однако, в сочетании с покачиванием, это вышло как то дюже неуверенно, может потому голос демоницы несколько понизился и зазвучал глухо, стараясь успокоить альвинку, – это значит, что лучица пришла в движение, тревожится. Ты же понимаешь Вещунья, что когда Господь Перший так близко от Млечного Пути, скажем в днях прибытия, лучица ноне окрепшая начинает его чувствовать.
Рани днесь резко смолкла, потому как Сандхия принесла в залу табурет с мягким сидением и помогла на него сесть, все еще колыхающейся царице. Следом за Сандхией в комнату явилась Рати. Она вельми внимательно оглядела Вещунью Мудрую, утерла ей лоб и щеки влажным ручником, прощупала пульс на запястье руки и подала пиалу с зеленоватой, вязкой вытяжкой на основе ароматника. Царица хотела было отказаться пить, но Рати тотчас приткнула к тонким, едва проступающим губам альвинки грань стеклянной пиалы и тем самым указала опустошить ее, что незамедлительно и исполнила последняя. Лишь после того, как Рати сызнова прослушала пульс на запястье царицы, обе демоницы покинули залу. И только тогда вновь заговорила Кали-Даруга:
– Близость Господа Першего оказывает непосредственное влияние на лучицу, ибо та совсем кроха, и вельми все поколь остро воспринимает. В такие моменты она сильно тревожится, и как ты понимаешь, Вещунья, посылает эту тревогу на плоть и сие порой проявляется весьма мощно и болезненно, поелику лучица еще до конца не оправилась от хвори. Оттого и наблюдается эмоциональная нестабильность у госпожи и она почасту будет полошиться, посему ей надобно спокойное окружение и возможность снимать волнительное состояние с лучицы. Одначе нынче, – и голос демоницы разком набрав силу, гулко громыхнул собственной мощью. – Это мерзостное отродье помешало божеству провести обряд своей пакостной болтовней, чем подвергло опасности не только плоть, но в первую очередь лучицу и если бы не Лярва…
Кали-Даруга наново замолчала, она не стала утруждать себя тем, чтобы договаривать, ибо итак было ясно, что если Владелина не смогла справиться с волнением, лучица подала бы зов, выплеснув в пространство свою смурь по Першему, и тогда Родитель однозначно велел Димургам забрать ее у Расов.
– Обобщенно, конечно, я считаю, – прервав малеша затянувшееся отишье, молвила рани Черных Каликамов. – Что у Господа Першего госпоже будет лучше. Просто он, Господь Перший, слишком любит Расов и не хочет изымая у них божество расстраивать своих братьев и сынов. Потому поколь лучица тут и ты, и твои товарищи гомозули, обязаны обеспечить все условия для божества. Вы обязаны исполнять то, что указываю я, так как это предписано вам самим Родителем.
– Мне вельми жаль, что у госпожи шла юшка, – будто слабеющим голосом откликнулась Вещунья Мудрая, и, склонив голову, уперлась взором в полные ноги демоницы, обутые в черные, кожаные сандалии.
– Извинения не принимаются, – сердито дыхнула Кали-Даруга, по-видимому, ее начинало бесить эта уничиженность альвинки и тотчас махнула рукой в сторону выхода, где на доли секунд появилась Сандхия. – Что надобно? – кинула она уже служке.