– Спасибо… спасибо Кали, – дрожащим голосом прошептала молодая женщина и тихо всхлипнула. – Ты самая лучшая, одна меня любишь… И Темряю… Темряю спасибо.
Тело Влады тягостно дрогнуло, и она немедля закрыв глаза, вздохнув, замерла, проводя обряд. Кали-Даруга убрала руки от тела божества и с беспокойством вгляделась в чуть поддергивающиеся черты лица девочки, ощущая тревогу за ее состояние. Владелина малость погодя отворила глаза, и, задышав степеней, вымученно улыбнулась так, словно растеряла все свои силы.
– Рати, – позвала рани свою служку. Демоница, дотоль ожидая зова, спешно отворила дверь и заглянула в комнату. – Срочно принеси госпоже драголюбной вытяжки. – Рати немедля закрыв дверь пропала. – Дорогая госпожа и теперь последнее, – умягчено молвила Кали-Даруга, и в черных ее очах промелькнуло, будто нанизанное на золотые волоконца сияния, беспокойство. – Девицы Горгонии выглядят весьма незаурядно и могут своим видом вас напугать, как когда-то я. – Владелина немедля вскочила с ложа и плотно прильнула к груди рани, вжавшись в нее. – Но вы не должны их пугаться, ибо Горгонии дюже любят детей. Они никогда их не огорчат, будут только баловать, кахать, петь песни… Если бы вы госпожа росли у Господа Першего, в младенчестве вас воспитывали под моим присмотром девицы Горгонии.
Одначе, Кали-Даруга зря сказала Владе про Першего, понеже имя его было последней каплей во всем ноне пережитом. И теперь девушка уже даже не желала справиться с томлением, благо Рати принесла драголюбной вытяжки, оную насильно влили в рот госпожи, чем остановили ее судорожный плач. А после того, как молодая женщина более-менее успокоившись, уснула, рани Черных Каликамов подхватив на руки, унесла ее в свою половину дома.
Лишь Кали-Даруга унесла из комнаты спящую девочку, там началась перестановка. Ее ложе поколь сдвинули к стене, сверху накрыв темной материей, законсервировав на время. Обок него поставили широкое кресло для Горгоний и небольшой столик для пеленания младенца, где одна стенка, напоминающая невысокую полку, была заполнена необходимой одежой. В комнату также внесли люлечку на четырех схваченных меж собой, словно полозья, покачивающихся ножках и узкую кушетку для кормилицы. Демоницы полностью убрали, помыли, перестирали и без того чистое белье, занавесь, ковры, тем самым подготовив помещение для приема Богдана, ибо того потребовала Гадальница Воркующая и Вещунья Мудрая, как и понятно обескураженные появлением в поселении девиц Горгоний. Но так как о том их оповестил не Огнь, а сам Небо, недвусмысленно пояснивший, что даже ради здоровья Богдана не собирается нарушать покой Влады, альвы лишь попросили условия по уходу за малышом… А рани… рани, как и понятно, выполнила все в самом, что ни на есть лучшем виде.
Потому когда маленького господина царица и ее сподвижница привезли в зыбуше в половину девушки его встретила одна из доставленных девиц Горгоний и унесла в комнату спешно переодевать и кормить. А на кушетке в самой комнате Влады сидела утирающая слезы Гала, вельми испугавшаяся столь странного вида няньки.
– Прекрати реветь, – сердито дыхнула в ее сторону вошедшая в помещение Гадальница Воркующая, в этот раз ее голос звучал не как воркование голубя, а вспять сухо и жестко. – Молоко пропадет. – Она недовольно оглядела полноватую кормилицу, чьи длинные волосы, по распоряжению Горгоний были убраны под широкую тканевую полосу, и дополнила, – тебе выпала такая честь. Будешь кормить сына госпожи и Зиждителя Огня, а ты ревешь тут. – Сподвижница царицы резко развернулась и направилась к столику, где опытные руки девицы Горгонии уже пеленали маленького, порозовевшего за неделю мальчика. – Чтобы более того не видела ни я, ни рани Темная Кали-Даруга, ни тем более госпожа.
Поколь Гадальница Воркующая увещевала Галу, Вещунья Мудрая прошла в залу рани, и, остановившись в проеме двери встревожено воззрилась на нее. Несмотря на выданные повеления Господом Першим в отношении ребенка, царице было весьма сложно не то, что спорить… даже отстаивать собственное мнение, ибо уважение, любовь к демонице жило в ней, как и в самом ее Творце, воспитаннике Кали-Даруги, Зиждителе Седми. Ноне, как то почасту бывало, рани сидела на своей любимой тахте, опершись о несколько горкой наваленных небольших подушек. Дотоль, она встретила прибывших пред двором и впустила в дом, так как он был окружен щитом, а после, даже не откликнувшись на приветствие, ушла в свою половину.
– Почему госпожа не встретила сына? – беспокойно вопросила Вещунья Мудрая и легкой зябью пошли черты на ее лице, вроде их болезненно тронула корча.
– Госпожу лихорадит, – голос рани Черных Каликамов прозвучал полновесной пощечиной, желающей не просто согнуть царицу, но и отвесить по ее белым щекам увесистых тумаков. – Вчера мне пришлось рассказать ей о состоянии ребенка, и обо всем ином. В целом, конечно, я, жалея госпожу, не поведала о мутной твоей роли в отношении маленького господина. Однако ей было достаточно узнать, что она лишена права прикладывать своего сына к груди и поколь придется жить в отдельных комнатах, чтобы божество захворало. – Вещунья Мудрая тяжело перекатила желваками, а кожа над ними зримо покраснела так, будто тумаки демоницы достигли своего назначения. – Хотя я уже давно уяснила, что лучица старшим Расам в тягость и безразлична. Так, что стоит ли чего ожидать от вас! Вас, альвов, любимцев Зиждителя Небо. Ежели госпоже в эту ночь не полегчает, и ухудшится и без того тревожное состояние лучицы на поклон к старшим Расам я более не пойду. И, конечно, не стану взывать к мальчику Господу Темряю, оный итак вельми перегружен заботами… Все!.. все! – Рани Черных Каликамов нежданно резко поднялась с тахты и торопливо шагнув вперед негодующе… если не сказать более, с рычанием добавила, – мое терпение переполнено! Теперь я буду общаться только с Родителем!.. Передай своему дорогому Зиждителю Небо, который все время тебе потворствует, что он лишен права общаться со мной ровно на месяц! – Рани прошла мимо царицы, прибольно толкнув ее в бок своим массивным телом и тотчас пропала в коридоре, судя по бойкому топоту ее ног уйдя к себе на второй этаж.