– Ты разрешишь мне тебя коснуться? – голос Першего наполнил не просто всю залу, он запрудил всю плоть Влады и неудержимым, невыносимым по боли томлением отозвался в голове так, что ее тягостно мотнуло взад… вперед.
Девочка ничего не ответила, она всего-навсе порывисто шагнула вперед так, чтобы вытянутые пальцы Першего коснулись ее лба. И как только удлиненный конической формы средний палец дотронулся до кожи ее лба, судорожно задрожала, ноги в коленях подогнулись, и верно, на чуть-чуть, она потеряла сознание. Оно как когда пришла в себя ощутила, что сидит на коленях у Першего. Тесно прижавшись к его мощной груди, и Бог ласково гладит ее по волосам. И Влада вдруг осознала себя чем-то единым, общим, не разделенным с этим Зиждителем так, что не просто пропал страх к нему, не осталось ничего кроме желания тотчас раствориться в нем.
– Почему юшка вновь потекла? – вопросила она Першего, в такт его дыханию и сама задышав.
– Ничего… ведь все прошло, – нежно протянул старший Димург, и, склонившись к ней, слегка развернув голову, коснулся губами лба. – Так ведь лучше? – умягчено поспрашал он, а узрев легкий ее кивок, малозаметно улыбнулся. – Ты погостишь у меня?
Этот вопрос он не произнес, а выдохнул… И в том выдохе Влада ощутила какую-то несвойственную Богам робость, точно он страшился услышать ее отказ.
– Погостить? Да, погощу, – ответила торопко отроковица, напрочь забыв обо всем, о Расах и желая только одного более не отходить от Першего ни на шаг.
Она резко повернула голову в сторону груди Бога, и, уткнув лицо в материю рубахи, втянула его дух, стараясь разобрать, как он пахнет.
– Иди Огнь… малецык мой… Успокой там Дажбу и Небо… а я позову тебя, когда придет время, – произнес с расстановкой проговаривая слова Димург и сызнова провел ладонью по волосам и спине девочки.
– Огнь.., – юница тревожно дернулась, почувствовав слабо бреющее внутри нее желание плоти к близости с Расом… и тотчас болезненно надавило на лоб томление от желания быть лишь подле Першего.
– Ты погостишь у меня столько, сколько захочешь, – бас Першего не гудел, как ему положено, он плыл, ласково окутывая тело юницы, снимая всякое напряжение. Он колыхал серебристые испарения, лежащие ровными пластами на полу. – А когда захочешь вернуться, я позову Огня, – дополнил Господь свою степенную речь. – Но если ты не хочешь гостить, я не буду настаивать. Сделаем, так как хочется тебе… Тебе, моя любезная девочка.
– Да… я погощу, – тихо прошептала Владелина понимая, что днесь она просто не в силах уйти от старшего Димурга. – Погощу у тебя, – и вновь приткнула голову к груди Бога не желая смотреть на Огня и тем самым вызывать внутри себя противоборство плоти и естества.
Огнь, молча, преклонил пред Першим голову, верно лишь кивнув и неспешно миновав залу, пропал в зеркальной стене, а в помещении тот же миг наступила тишина. Она… та самая тишина, густыми покрывалами окутывала застывших от любви и нежности друг к другу на стуле Бога и человека. Она наполняла своими плотными испарениями и свод, и слои серебристого дыма на полу, и застилала тем маревом зеркальные стены.
– Я могу позвать своих сынов, членов моей печище, чтобы ты с ними познакомилась? – погодя вопросил Перший.
И это Бог сказал таким тоном, в котором перемешивалась теплота и единожды непререкаемость старшего, оному нельзя было отказать… ибо казалось он не настаивал, а лишь просил.
– Ты только, – сразу заволновалась Влада не в силах противостоять просьбе Зиждителя, и в то же время страшась, что его сыны не станут ей близки и разрушат своим появлением такое умиротворение меж ними. – Только скажи им, чтобы они меня не прощупывали взором. Я то… я то… Мне это невыносимо, – девочка тягостно вздрогнула всем телом.
Перший наново провел перстами по ее лбу, а после туда поцеловал и нежно поспрашал:
– Давно тебе это невыносимо? Невыносимо, когда прощупывают?
– Всегда было неприятно… всегда, но я терпела, – с горячностью в голосе откликнулась отроковица, жаждая выговориться, тому с кем была едина… кого так долго ждала. – Но я терпела, потому как… Ну, не могла же я сказать, чтоб Боги на меня не смотрели. А когда меня повезли на встречу с Асилом… Он, а потом тот… как его?
– Велет? Стыря? – подсказал старший Димург, видя затруднение юницы.
– Нет, не эти… другой… тот, что был красновато-смуглый, – пояснила девочка и погладила материю рубахи Бога по каковой перемещаясь, мерцали многолучевые махие звездочки.
– Усач, – догадался Перший, и, узрев движение перст Владелины, чуть зримо усмехнулся.
– Ага… этот Усач, – взбудоражено сказала девушка, стараясь ухватить перстами пляшущую звездочку. – Он словно желал меня разорвать, своим взором. И теперь я не могу, когда на меня так смотрят. Но Расы не смотрят, они знают, что мне больно.
– Нравится? – вмешался в движение пальцев девочки Перший, та резко вздев голову зыркнула в такое близкое лицо Господа и улыбнувшись, кивнула. – Тебе не удастся поймать… Можешь не стараться, сие не доступно человеческой руке.
Старший Димург протянул перста к материи рубахи и крохи звезд мгновенно сошлись подле их кончиков, купно так сбившись в мощную стайку. Неспешно он выудил из толпы одну из тех звездочек и переложил ее на ладонь Влады, прямо в середку. И тотчас звездочка, два раза ярко блеснув светом, увеличилась втрое в размахе, став в длину и ширину почитай с полпальца. Продолжив вспыхивать своими долгими лучиками, которых у звезды оказалось не пять, а много больше и днесь переливаясь кажущей многогранностью и объемностью своего вида.