– Отец, может я пригляжу за Уветливым Сувоем? – пробасил Стынь и легохонько качнул головой.
Оттого резкого движения взыграло переливами света широкое ожерелье из аметиста и лавандового жемчуга с серебряными вставками на его груди. Влада узрев таковое яркое сияние в зеркалах пред собой и, единожды со всех сторон, разом остановилась, так и не дойдя до стены, и обернулась, зыркнув на сидящего как раз супротив нее Бога.
– Нет, мы это обсуждали, малецык, – благодушно произнес младшему сыну Перший, при том неотрывно следящий за движением девочки. – Не будем повторять. Ты поколь будешь подле меня. Тебе еще рано оставаться одному и тем паче рано возлагать на тебя какие бы то ни было обязанности, особенно после пережитого… Еще не время. – Старший Димург медленно перевел взгляд с Владелины на Стыня, и нежно ему просияв, дополнил, – не спеши, все будет… Более торопиться не стоит, мой бесценный.
Владелина между тем преодолев в себе желание, подойти к Стыню и дотронуться как до него, так и до камней на его груди, двинулась к зеркальной стене. Остановившись в шаге от ее грани, она протянула в том направлении руку. Выставленные вперед перста едва коснулись поверхности, коя словно гладь воды единожды затрепетала, только в отличие от жидкости не пошла кругами, а прокатилась малой зыбью. И волнение от пальцев девочки пробежало в обоих направлениях, вниз и вверх, единожды по всему зеркальному полотну залы. Вязкое или точно струящееся вещество ощутила юница под подушечками перст, слегка вдавив их вглубь. Неспешно, она пошла повдоль стены, все еще не убирая руку от ее поверхности, и таким побытом очерчивая коло. Зыбь волнения все более махонистыми волнами прокатилась вниз и вверх по стенам залы, вызвав, кажется, колыхания и самого пола, днесь разрозненно прикрытого серебристыми испарениями, частью перемещенными на кресла Богов, отчего Владе, показалось, внезапно закачалось помещение туды-сюды, а вместе с ним и она. Еще мгновение того раскачивания, и ноги девочки дрогнули, колени слегка подогнулись, а пред очами зеркальная стена надрывисто шевельнулась. И в том месте, где ее касались пальцы на чуток разверзлась, разойдясь на две части да показав глубокую, безразмерно-черную пропасть. Справа прикрытую колеблющимся ярко-фиолетовым студенистым облаком, с раскиданными по его полотну смаглыми трепещущими пятнами, а слева, словно закручивающуюся по кругу огненно-зеленым пламенем.
– Ох! – взволнованно вскликнула Владелина, и резко отдернув руку от стены, отскочив назад, обернулась. – Что? Что это?
– Вечное творение, – успокоительно протянул Стынь и располагающе улыбнулся.
Бог, во время движения девочки поднявшийся со своего кресла, сейчас стоял в шаге и неотступно смотрел на нее, а узрев тревогу, добавил:
– Но перстами то лучше не трогать, ибо можно в миг остаться без таковых, – и легохонько засмеялся.
– Вряд ли я дотянусь до тех глубин, – незамедлительно отозвалась Влада, уже, и, не ощущая какого-либо напряжения в обществе Димургов, будто зная их давно. – У меня же не такие длинные перста как у тебя.
– Да, это ты права, – все также беззаботно посмеиваясь согласился Стынь и опустился на присядки, чтобы быть ближе к ней. – Тебе повезет больше, и ты сумеешь сберечь перста… Но мне такое везение не грозит и я махом останусь без них.
И Стынь немедля смолкнув, положил левую руку на округло-покатое колено показав Владелине свою широкую ладонь, с долгими, конической формы перстами, где по темно-розоватой глади кожи переливалось золотое сияние. Бог нежданно энергично сомкнул руку в кулак, а миг спустя также скоро раскрыл, и по тонким сосудам враз ядренистым полыханием пробежала капель крови, на малеша окрасив и саму ладонь, и перста в густо золотой цвет одновременно поглотив какую-либо коричневу на коже.
– Ух, ты! – восхищенно дыхнула Владу и не удержавшись, шагнула ближе, также резво проведя указательным пальцем по золотой коже Бога. – Даже ярче чем у Расов.
– Много ярче! – благодушно отозвался Стынь, в повадках и поступках какового чувствовалась юношеская бравада, присущая человеческому роду. – Можно я к тебе прикоснусь? – вопросил он, и моментально бравада сменилась на робость.
Девочка перевела взор с ладони Бога на его лицо и всмотрелась в черты… Пройдясь взглядом по широкому, плоскому носу, мясистым губам на немного задержавшись очами на крупном фиолетово-красном берилле вставленном в кончик густой, черной, прямой брови как раз перед переносицей. Неторопливо юница вздела руку в сторону столь близкого ей лица Зиждителя и дотронулась перстом до берилла ярко замерцавшего попеременно, то фиолетовым, то красным светом.
– Я тебя видела, – прошептала она так, точно боялась, что ее услышат. – Ты сказал… сказал, – отроковица чуть зримо дернула голову назад, вроде собираясь упасть. – Сказал: «Такая сияющая… и девочка… как жаль… А впрочем, сбережем ей жизнь».
Владелина торопливо шагнула назад и качнулась всем телом, она стремительно подняла голову и уставилась в черный свод с парящими по нему звездами, недвижно застыв. И замер, словно окаменев весь зал и Боги в нем, напряженно слушающие молвь юницы, и Стынь потрясенный ее воспоминаниями.
– Значит, – много громче и единожды с дрожью в голосе добавила Влада. – Это ты меня отдал Расам?
– Отдал, – в такт ей отозвался младший Димург, и в голосе его звучала такая боль, коя резанула сердце отроковицы, наподобие острого ножа. – Отдал Расам нашу бесценную девочку. Отдал самое дорогое для нас всех Димургов творение.